Неточные совпадения
Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке
на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и
положил руки за
спину.
— Шш! — зашипел Лютов, передвинув саблю за
спину, где она повисла, точно хвост. Он стиснул зубы,
на лице его вздулись костяные желваки, пот блестел
на виске, и левая нога вздрагивала под кафтаном. За ним стоял полосатый арлекин, детски
положив подбородок
на плечо Лютова, подняв
руку выше головы, сжимая и разжимая пальцы.
Ногайцев сидел, спрятав голову в плечи, согнув
спину,
положив руки на пюпитр и как будто собираясь прыгнуть.
Иван Матвеевич взял письмо и привычными глазами бегал по строкам, а письмо слегка дрожало в его пальцах. Прочитав, он
положил письмо
на стол, а
руки спрятал за
спину.
Он
положил ей за
спину и под
руки подушки,
на плечи и грудь накинул ей свой шотландский плед и усадил ее с книгой
на диван.
Чертопханов, словно нехотя,
положил руку на шею коня, хлопнул по ней раза два, потом провел пальцами от холки по
спине и, дойдя до известного местечка над почками, слегка, по-охотницки, подавил это местечко. Конь немедленно выгнул хребет и, оглянувшись искоса
на Чертопханова своим надменным черным глазом, фукнул и переступил передними ногами.
Я решил остановиться
на ночлег. Раненого мы перенесли
на руках в фанзу и
положили на кан. Я старался окружить его самым заботливым уходом. Первым долгом я
положил ему согревающий компресс
на спину, для чего разорвал
на полосы один комарник.
Утром, когда Кузьмич выпускал пар, он спросонья совсем не заметил спавшего под краном Тараска и выпустил струю горячего пара
на него. Сейчас слышался только детский прерывавшийся крик, и, ворвавшись в корпус, Наташка увидела только широкую
спину фельдшера, который накладывал вату прямо
на обваренное лицо кричавшего Тараска. Собственно лица не было, а был сплошной пузырь… Тараска
положили на чью-то шубу, вынесли
на руках из корпуса и отправили в заводскую больницу.
Эти слова, страстные и повелительные, действовали
на Гладышева как гипноз. Он повиновался ей и лег
на спину,
положив руки под голову. Она приподнялась немного, облокотилась и,
положив голову
на согнутую
руку, молча, в слабом полусвете, разглядывала его тело, такое белое, крепкое, мускулистое, с высокой и широкой грудной клеткой, с стройными ребрами, с узким тазом и с мощными выпуклыми ляжками. Темный загар лица и верхней половины шеи резкой чертой отделялся от белизны плеч и груди.
Люба спала
на спине, протянув одну голую
руку вдоль тела, а другую
положив на грудь.
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие речи моя мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова
клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и
спину голыми
руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся
на некоторое время.
Сказавши это, Осип Иваныч опрокинулся
на спину и,
положив ногу
на ногу, левую
руку откинул, а правою забарабанил по ручке дивана. Очевидно было, что он собрался прочитать нам предику, но с таким при этом расчетом, что он будет и разглагольствовать, и
на бобах разводить, а мы будем слушать да поучаться.
Наталья, точно каменная, стоя у печи, заслонив чело широкой
спиной, неестественно громко сморкалась, каждый раз заставляя хозяина вздрагивать. По стенам кухни и по лицам людей расползались какие-то зелёные узоры, точно всё обрастало плесенью, голова Саввы — как морда сома, а пёстрая рожа Максима — железный, покрытый ржавчиной заступ. В углу,
положив длинные
руки на плечи Шакира, качался Тиунов, говоря...
Далеко оно было от него, и трудно старику достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы, как раздавленная ящерица по острым камням, и когда достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда — как после догадывались люди — встал
на колени старик, посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за всех людей, одинаково чужих ему, снял с костей своих лохмотья,
положил на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег
на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес касается краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать
рукой.
Илья запер дверь, обернулся, чтобы ответить, — и встретил перед собой грудь женщины. Она не отступала перед ним, а как будто всё плотнее прижималась к нему. Он тоже не мог отступить: за
спиной его была дверь. А она стала смеяться… тихонько так, вздрагивающим смехом. Лунёв поднял
руки, осторожно
положил их ладонями
на её плечи, и
руки у него дрожали от робости пред этой женщиной и желания обнять её. Тогда она сама вытянулась кверху, цепко охватила его шею тонкими, горячими
руками и сказала звенящим голосом...
Дудка шагал не быстро, но широко,
на ходу его тело качалось, наклоняясь вперёд, и голова тоже кланялась, точно у журавля. Он согнулся,
положил руки за
спину, полы его пиджака разошлись и болтались по бокам, точно сломанные крылья.
За ним шли его секунданты, два очень молодых офицера одинакового роста, Бойко и Говоровскнй, в белых кителях, и тощий, нелюдимый доктор Устимович, который в одной
руке нес узел с чем-то, а другую заложил назад; по обыкновению, вдоль
спины у него была вытянута трость.
Положив узел
на землю и ни с кем не здороваясь, он отправил и другую
руку за
спину и зашагал по поляне.
Мокрый, блестящий человек выволок под мышки из лодки тело Давыда, обе
руки которого поднимались в уровень лица, точно он закрыться хотел от чужих взоров, и
положил его в прибрежную грязь,
на спину.
Отняв перепелку, охотник, за
спиною у себя, отрывает ей голову,
кладет к себе в вачик, а шейку с головкой показывает ястребу, который и вскакивает с земли
на руку охотника, который, дав ему клюнуть раза два теплого перепелиного мозжечка, остальное прячет в вачик и отдает ястребу после окончания охоты.
Программа преступных действий у Сганареля была та же самая, как и у всех прочих: для первоученки он взял и оторвал крыло гусю; потом
положил лапу
на спину бежавшему за маткою жеребенку и переломил ему
спину; а наконец: ему не понравились слепой старик и его поводырь, и Сганарель принялся катать их по снегу, причем пооттоптал им
руки и ноги.
— Всё берите… — говорила она осипшим голосом. Выбросив бумаги, она отошла от меня и, ухватившись обеими
руками за голову, повалилась
на кушетку. Я подобрал деньги,
положил их обратно в ящик и запер, чтобы не вводить в грех прислугу; потом взял в охапку все бумаги и пошел к себе. Проходя мимо жены, я остановился и, глядя
на ее
спину и вздрагивающие плечи, сказал...
С этим он
положил губернатору
руку на спину и, степенно нагнув его в полный поклон, снова отпустил и стал навытяжку.
Заложив
руки за
спину, посвистывая, идет Артюшка Пистолет, рыболов, птичник, охотник по перу и пушнине. Лицо у него скуластое, монгольское, глаза узкие, косые, во всю левую щеку — глубокий шрам: он приподнял угол губ и
положил на лицо Артюшки бессменную кривую улыбку пренебрежения.
Вот они остановились, и Иисус
положил руку на плечо Петра, другой
рукою указывая вдаль, где уже показался в дымке Иерусалим. И широкая, могучая
спина Петра бережно приняла эту тонкую, загорелую
руку.
Он ввел меня в спальню.
На широкой двуспальной кровати, согнувшись, головою к стене, неподвижно лежала молодая женщина. Я взялся за пульс, —
рука была холодна и тяжела, пульса не было; я
положил молодую женщину
на спину, посмотрел глаз, выслушал сердце… Она была мертва. Я медленно выпрямился.
Засим какая-то сила толкает Зиночку в
спину, она
кладет руки на плечи Саши и склоняет свою головку
на его жилетку.
У широкой степной дороги, называемой большим шляхом, ночевала отара овец. Стерегли ее два пастуха. Один, старик лет восьмидесяти, беззубый, с дрожащим лицом, лежал
на животе у самой дороги,
положив локти
на пыльные листья подорожника; другой — молодой парень, с густыми черными бровями и безусый, одетый в рядно, из которого шьют дешевые мешки, лежал
на спине,
положив руки под голову, и глядел вверх
на небо, где над самым его лицом тянулся Млечный путь и дремали звезды.
И вслед за тем вторглось в его клеть несколько татар, атлеты наружностью, с глазами, кипящими гневом, бросились
на него, повалили его и,
положив ему колено
на спину, связали
руки назад.
То, покоя
спину на отвале кресел, он закрыл глаза и,
положив широкую, мохнатую
руку на голову Андрюши, тихонько, нежно перебирает мягкой лен его волос.
Александр Васильевич подсунул ей под
спину правую
руку и поднял ее, чтобы
положить на бок. Вдруг она как-то неестественно захрипела. Все тело ее разом дрогнуло. Кровь хлынула изо рта.
Он вскочил. Быстро надел пальто. Стало стыдно. Я, как стояла к нему
спиной, так подалась, откинула голову и с ласковым призывом подставила ему под губы лоб. Но он
положил мне сзади
руки на плечи и, задыхаясь, прошептал
на ухо...